его поверят и, вступив в переговоры, обманут наши суца и возь
мут их, что он будет тогда чувствовать? Тогда он обыкновенно
начинал говорить, как полоумный, делая совсем несообразные
вопросу ответы. Когда же я спрашивал его: а если японцы возь
мут суца наши, но после дело объяснится, и мы рано или по
здно возвратимся в Россию, что с ним будет тогда? «То же, что
и ныне, когда приедем мы в Россию», —отвечал он.
Мур, уверившись, что никакими угрозами не в силах за
ставить нас исполнить его желание, начал было угрозы
приводить в действие. На сей конец несколько раз покушал
ся открывать переводчикам то, чем нас стращал. Но они,
слушая такие странные, клонящиеся к общей нашей гибели
представления, называли его сумасшедшим и вместо ответа
посылали за лекарем, а напоследок и действительно застави
ли лечить его. Это возбудило во мне сомнение, не кроется ли
тут какая-нибудь хитрость и не притворяются ли японцы
с намерением, будто Муру они не верят, считая его за
сумасшедшего, но в самом деле хотят нас убедить в искрен
ности своего доброго расположения к России, чтоб таким
образом посредством посланных на наши суда матросов
удобнее их обмануть и, употребив при переговорах хитрость
и коварство, захватить их и тогда уже приступить к подроб
ному исследованию всего, что говорил им Мур.
Такое подозрение, оказавшееся впоследствии неоснова
тельным, заставило меня написать потихоньку пять одина
кового содержания писем на имя Рикорда и велеть матросам
и Алексею зашить оные в свои фуфайки, чтоб, в случае
обыска, японцы не могли их найти. Эти записки приказано
им от меня было отдать командиру того русского судна, на
которое их отправят.
Главное содержание моих писем было таково, чтоб Ри
корд при переговорах с японцами был сколько возможно ос
торожен и не иначе имел с ними свидание, как на шлюпках
далее пушечного выстрела от крепости, а притом не сердил
ся бы за их медлительность в ответах, потому что их законы
не позволяют вдруг ни на что решаться, а всякое важное де[421
]
