— Никак невозможно-с, вашескобродь.
— Да сдох я... — страдальчески простонал Преображен
ский. —Сгинь!
Он собирался уже лягнуть пяткой слугу да занырнуть под
подушку поглубже, но Палыч, знавший назубок повадки ба
рина, сам боднул его в бок кулаком и гаркнул в ухо:
— Тонем!!!
— Сдурел, что ли? Ребра сломаешь! —Андрей, жмуря за
спанные глаза, улыбался мятым, еще не вполне проснувшим
ся лицом. —У тебя же кулак, что копыто.
Старик промолчал, каменея скулами и морщась от под
катывающей тошноты, утер сверкающие морской пылью
усищи.
— Да ты никак дрейфишь, Палыч? —Капитан влез во вто
рой ботфорт и, балансируя почище канатоходца, затянул ту
же хвост волос бантом.
— Не без того, вашбродь, ишь как валяет-то, Иисусе Хрис
те, фрегат аки бочка трещит... подвахтенные Евангелие с ба
тюшкой Аристархом чтут, ровно к смерти готовятся.
— Верно, Палыч, не боится только дурак, ему все едино:
что киселем на печи захлебнуться, что солью морского. По
дай-ка плащ. На вахте из офицеров кто? Каширин?
— Никак нет, вашбродь. Господин Гергалов и Мотька-бу-
гай ему в помощь. После полуночи страсть как раскачало.
Окиян ревет демоном, его благородие Ляксандр Васильевич
распорядились фок1 к чертовой матери... Сказывали, будто
шквал валит, и велели-с за вами бежать. Извольте дожде
вичок накинуть! —Старик, встряхнувшись, что селезень от
воды, набросил на плечи Андрея Сергеевича парусиновую
хламиду.
И то верно, судно швыряло на волнах, словно ореховую
скорлупу.
Андрей сыграл желваками, слушая раздирающее душу
«оханье» корабля и вой в снастях, но, глядя на боязливо при
тихшего денщика, с напускной небрежностью молвил:
— Шквал, говоришь? Брось, брат, не такого черта оседлы
вали. Пошли.
1 Нижний парус на передней мачте.
440
