чальники меня расспрашивали, приказав прежде, чтоб я, по
болезни в ногах, сел на поданный мне стул. До входа моего
еще в присутственное место выходил ко мне Теске. Разгова
ривая со мной о Муре, сказал он, что Мур жестоко на нас сер
дит и говорил очень много дурного о наших поступках; но
Теске советовал мне не печалиться, ибо японцы не располо
жены верить всем словам Мура. Сверх того сказал он мне,
что Мур просился в японскую службу.
Прежде нежели японские чиновники стали меня спраши
вать, я просил их, чтоб они позволили мне открыть им мои
мысли и выслушали меня со вниманием, а переводчиков
просил передавать мои слова как можно вернее. Они отвеча
ли, что рады будут слушать все, что я желаю им сообщить.
Тогда я спросил их: «Если бы три японских офицера
были где-нибудь в плену и двое из них сделали точно то, что
мы, а третий то, что сделал Мур, и подробный отчет об их
поступках дошел бы до Японии, то пусть они теперь мне ска
жут по чистой совести, как бы японцы стали о них судить».
Они засмеялись и не дали на вопрос мой никакого ответа,
но вместо того старший из них сказал мне, чтоб я ничего не
боялся: для японцев как Мур, так и все другие русские равны;
им только нужно знать настоящее дело. Потом продолжал,
что по японским законам ничего скоро не делается, и потому
мы теперь в тюрьме; но когда приедет новый губернатор, нас
переведут в другое, лучшее место, а после и в дом, и есть на
дежда, что правительство их велит отпустить нас в Россию.
После сего начали они меня спрашивать. Первый их
вопрос был: справедливо ли, что они слышали от курильцев,
будто Резанов участвовал в сделанном на них нападении, дав
прежде о сем Хвостову повеление, которое после хотя он и
отменил, но Хвостов не послушался, а исполнил первое
повеление.
Нетрудно было мне угадать, кто таковы были эти куриль-
цы: все это открыл им Мур. На сей вопрос я сказал, что мы
никак не можем верить, чтобы Резанов участвовал в сем де
ле, но что Хвостов исполнил то без его повеления.
[ 388 ]
