Потом японцы предлагали мне множество вопросов из ле
жавшей перед ними тетради касательно нашего плавания,
предмета экспедиции, о состоянии России и о политических
ее отношениях к европейским державам, а особенно к Фран
ции. Я видел, что все их сведения получили они тем же путем.
Когда самое неприятнейшее для меня дело это было окон
чено, старший из двух чиновников сказал мне, чтобы мы ни
чего не боялись и не печалились, а помнили, что японцы та
кие же люди, как и другие, следовательно, никакого зла нам
не сделают, и с таким утешением отпустил меня.
Вскоре после сего случая пришел к нам чиновник На-
кагава-Мататаро с обоими переводчиками. Они принесли с
собой бумагу, в которой были записаны наши ответы, с тем,
чтобы их проверить. При сем случае они нам сказали, что
показание наше, где и как мы взяли ножи, а также известие,
слышанное нами о повелении, как поступать с русскими су
дами, и об отправлении войск и пушек в Кунасири, не запи
сано и чтоб мы в другой раз, когда губернатор станет нас
спрашивать, о том не говорили. Это сделано было, без
сомнения, для того, чтобы пощадить своих людей, в сем деле
запутанных. Мы и сами, желая избавить от беды невинных
солдат и работников, через оплошность коих получили мы
ножи, а также спасти и самого Теске, охотно согласились на
это предложение.
Но второе их требование было слишком нам противно;
оно произвело между японцами и нами горячий спор и
заставило Мататаро, против его обыкновения, слишком
разгорячиться, бранить и угрожать нам. Он хотел, чтоб мы
сами совершенно оправдали Мура, признали, что намерение
его уйти с нами было действительно притворное и что он
Симонова и Васильева никогда не уговаривал согласиться на
наш план. Но мы на это не согласились и ничего не хотели
переменить в ответах наших по сему предмету. Мы го
ворили: «Какое намерение имел в сердце Мур, нам неизвест
но, но поступки его не показывали, чтобы он притворялся, и
мы уверены, что он действительно хотел уйти с нами и,
[ 3
8
9]
