Через несколько дней я совсем оправился и мог ходить со
двора.
Из Стокгольма, от посланника нашего Остермана, при
шло повеление всех нас, гардемаринов, отправить с капитаном
для продолжения наук в Карлскрону, шведский город и главный
корабельный порт, где находился шведский кадетский корпус.
Дня через три по получении повеления мы отправились.
Корабль наш между тем исправлялся; на нем ставили
новые мачты и подводили новый киль*, потому что старый
от сильных ударов о землю весь истерся. Удивительно было
видеть в нем превеликие брусья так измятыми, как мочалы,
и железные, толще руки, болты так между собою перевивши
мися, как склокоченные волосы.
Наконец корабль был готов: наступило время отправиться
в Россию.
Плавание наше недолго продолжалось.
Мы пришли в Кронштадт, куда уже морской кадетский кор
пус, после бывшего пожара, переведен был из Петербурга».
* * *
Какой хороший офицер пожелает служить на корабле, та
ким образом управляемом, как управлялся корабль «Вячес
лав»? Оставляя уже без внимания ежеминутную опасность, ко
ей подвергались корабль и экипаж его от беспорядочных по
ступков капитана**, даже самая честь каждого из офицеров с
благородными чувствами от них страдала. Если б собственный
* * *
1
w
рапорт капитана и письменное признание офицеров, тай
ным образом курс переменивших, не подтверждали помещен* Самый нижний брус под кораблем, простирающийся во всю длину его,
толстый, составленный из многих брусьев, скрепленных между собою
толстыми железными болтами.
*’ Рапорт в государственную Адмиралтейств-коллегию, записанный в ко
рабельном протоколе под № 234, 18 октября.
Признание, сделанное на бумаге лейтенантом и штурманом в перемене
курса без ведома капитанского; он о отправлено в Адмиралтейскую кол
легию и находится в ее архиве.
[ 873 ]
